Портреты князей Юсуповых

В.А. Серов
Портрет Ф.Ф. Юсупова
фрагмент

               В 1903 году Серов начал писать портреты князей Юсуповых, сначала работая в Петербурге, а потом в их родовом имении Архангельском под Москвой. Художник трудился над ними около двух лет. Любопытно, что в портретах Юсуповых не присутствует ни капли едкой иронии, ни желания выявить отрицательные или положительные свойства личности представителей богатейшей семьи. Владения Юсуповых были способны поразить чьё угодно воображение. Им принадлежали имения, заводы, нефтяные скважины, дворцы и бесценные предметы искусства. Ежегодный доход семьи превышал один миллион рублей.

    Четыре портрета Юсуповых кисти Валентина Серова – Феликса Феликсовича, Зинаиды Николаевны и их сыновей Николая и Феликса, находятся в экспозиции Русского музея. Они восхищают, прежде всего, артистизмом исполнения, большим мастерством художника, тонко чувствовавшего индивидуальность каждого персонажа. Серов создавал эти портреты в состоянии подъёма. Этому немало способствовала доброжелательная атмосфера юсуповского дома.

    Аристократический род Юсуповых ведёт своё начало от владетельного ногайского хана Едигея, жившего в конце XIV – начале XV века и служившего жестокому завоевателю Тамерлану. В XVI столетии  глава рода перешёл на службу Ивану Грозному. В это время его красавица дочь, вдова двух казанских царей, Еналея, убитого своими же подданными и Саф-Гирея, погибшего в результате интриг - Сююмбике храбро выступила против завоевателя Казани, была пленена и с малолетним сыном Утемиш-Гиреем увезена в Москву. Отец не вступился за несчастную царицу, которую против её воли заставили выйти за касимовского князя Ших-Алея, судя по легенде, жестоко с ней обращавшегося. В ответ несчастная Сююмбике в гневе прокляла отцовский род, пожелав всем отпрыскам, за исключением кого-то одного, умирать по достижении двадцатишестилетнего возраста. Любопытно, что, в отчаянии брошенное проклятие царицы, в жизни стало сбываться. В XVIII веке семья Юсуповых была одной из самых знатных и богатых в России, однако из пятерых детей заслуженного птенца гнезда Петрова, князя Григория Дмитриевича, к началу царствования императрицы Елизаветы Петровны, остался один только сын, первенец, князь Борис Григорьевич Юсупов. Его братья и одна из сестёр, Мария, добровольно выбравшая монашескую келью, умерли к началу 1740-х годов. Вторая сестра, Прасковья, подруга цесаревны Елизаветы Петровны, вызвавшая на себя гнев императрицы Анны Иоанновны, была сослана в монастырь, подверглась допросам в Тайной канцелярии, после чего, насильно пострижена в одном из монастырей Сибири, где и нашла конец. По слухам, княжна Прасковья прибегала к колдовству, желая лишить жизни императрицу Анну Иоанновну и освободить трон для Елизаветы. Именно князь Борис выследил сестру и выдал Тайной канцелярии, затем, чтобы единолично завладеть огромнейшим приданым Прасковьи! Так это было, или не совсем так, но и в последующих поколениях, согласно проклятию красавицы Сююмбике, выживал только один наследник. Отразилось проклятие и на предпоследнем поколении семьи, к которому принадлежала княжна Зинаида Николаевна Юсупова, у которой была только одна сестра, княжна Татьяна, умершая до замужества. Княжну Зинаиду, красавицу и единственную наследницу юсуповского богатства, мечтали выдать за одного из владетельных европейских принцев. Первые российские женихи не решались делать ей предложение руки и сердца, поскольку боялись обвинения в корысти. В итоге, независимая красавица сама избрала себе в супруги гвардейского офицера графа Феликса Феликсовича Сумарокова-Эльстона. Жених, конечно, не принц из волшебной сказки, но и он имел отношение к прусской королевской фамилии, точнее, косвенно к ней принадлежал, приходясь внебрачным внуком королю Пруссии Фридриху Вильгельму IV. Он родился в результате любовной связи королевского отпрыска с графиней Тизенгаузен, внучкой М.И. Кутузова. После свадьбы Феликс Феликсович и Зинаида Николаевна особым указом императора получили право на двойной титул и тройную фамилию. Брак оказался очень счастливым, в семье родились два наследника, Николай и Феликс. Несомненно, родители в тайне боялись пророчества, но ведь уже XX век на дворе! Несмотря на увлечение императора, императрицы и некоторых членов дома Романовых мистикой, их поклонением юродивым и пророкам, Юсуповы над этим только смеялись. Княгиня Зинаида Николаевна открыто принадлежала к партии ненавистников старца Григория Распутина.

    Валентин Серов появился у Юсуповых в 1900-м году, когда оба сына уже выросли, и на здоровье не жаловались, а семья купалась в лучах счастья и вызвала восхищение даже у него, столь проницательного психолога. Серов отправился в подмосковную усадьбу Юсуповых, Архангельское, чтобы написать портреты супруга и сыновей Зинаиды Николаевны, летом 1903 года. Портрет княгини, на который ушло немало времени, у него, к этому времени, был уже написан, и заказчица понравился.

    В августе 1903 года Серов пишет жене из Архангельского: « Не знаю, как и быть насчет своего приезда к вам. Думаю, что ты достаточно знаешь мою систему работать, вернее заканчивать портрет, а? Всегда кто-нибудь, либо модель (большей частью), либо я, должен уезжать, и, таким образом, произведения оканчиваются.  Юсуповы остаются здесь в Архангельском до 7 сентября. Надо написать 3 масляных портрета (а может быть и 4) и 2 пастелью. В течение сего времени будут 2 экзамена и заседание Совета Третьяковской галереи, на что уйдёт у меня 3 дня.

    Чувствую себя хорошо, работаю порядочно. В воскресенье вернулись князья. Кажется, вообще довольны моей работой. Меньшого написал, или, вернее, взял, хорошо. Вчера начал князя, по его желанию, на коне (отличный араб, бывший султана). Князь скромен, хочет, чтобы портрет был скорее лошади, чем его самого, - вполне понимаю… А вот старший сын не дался, т. е. просто его сегодня же начну иначе. Оказывается, я совсем не могу писать казенных портретов – скучно. Впрочем, сам виноват, надо было пообождать и присмотреться… Сегодня попробую вечером набросать княгиню пастелью и углем. Мне кажется, я знаю, как её нужно сделать, а впрочем, не знаю – с живописью вперёд не угадаешь. Как взять человека – это главное.

   4 сентября. Ну-с, я вроде как бы окончил свои произведения, хотя, как всегда, я мог бы работать их, пожалуй, ещё столько или полстолько. Заказчики довольны. Смех княгинин немножко вышел. Пожалуй, удачнее всех, князь на лошади, может быть потому, что не так старался, - это бывает». ¹

   В других письмах Серов отмечает любезность и обходительность членов аристократического семейства, в особенности хозяйки, княгини Зинаиды Николаевны. Впрочем, современники единодушно поддаются её очарованию: «Зинаида Николаевна остаётся для всех её знавших совершенным типом очаровательной светской женщины… всякий, кто к ней приближался невольно подпадал под её очарование». «Она была не столь красива, сколь прелестна с седеющими с ранних лет волосами, обрамляющими лицо, озарённое лучистыми серыми глазами». «Она была не только умна, воспитана, артистична, но была также воплощением душевной доброты… И наряду с этими исключительными качествами она была сама скромность и простота». ²    

Портрет княгини З.Н. Юсуповой

1900 – 1902 ГРМ СПб

    Серов восхищался красивой, обаятельной, гостеприимной княгиней. Неудивительно, что портрет Зинаиды Николаевны вышел очень удачным. Валентин Александрович работал над ним долго. Княгиня охотно ему позировала, ни в чем не стесняла художника, выполняла его прихоти относительно выбора интерьера и наряда. Александр Бенуа в своих воспоминаниях пишет: Серов никогда и не скрывал, что его пленяют некоторые черты аристократизма, изысканные туалеты и обстановка, то есть всё, что отличается от «серой будничности, от тоскливой «мещанской» порядочности». Зинаиду Николаевну он помещает в модный интерьер. Княгиня, отнюдь не жеманница, сидит на атласном диванчике в изогнутой, какой-то извилистой, неудобной позе. Рядом с ней пристроился белый шпиц. Хрупкость и грация эти искусственны, беспокойны, тревожны. Кажется, что хозяйке салона, как и её собачке, «неловко» на скользкой атласной обивке дивана. Шпиц вот-вот соскользнёт на пол, и, встревоженный, но счастливый, будет прыгать по будуару, похожему на изящную бонбоньерку.

    Однако… в светском портрете княгини Юсуповой впервые доминирует лицо! Глаза княгини сразу же находят глаза зрителя и встречаются с этим ошеломлённым слегка взором дерзнувшего приблизиться к её портрету. Серебристо-серые, эти глаза сияют с лица, словно две звезды. И вот вы уже захвачены обаянием их обладательницы. Современники находили сходство поразительным. Роскошный портрет с обилием изысканных аксессуаров – это подлинный портрет-картина. Серов пишет размашисто, широко, заставляя «играть» обстановку. Но красота живописи вовсе не затмевает характер героини портрета. К княгине Юсуповой художник относился с восхищением и не скрывал это, не смотря на скользящую лёгкую иронию. Перед нами портрет высокого психологического уровня - отнюдь не традиционный «гладкий» светский портрет. В 1903 году он имел успех на международной выставке в Берлине.

Портрет Князя Ф. Ф. Юсупова

Графа Сумарокова-Эльстона

верхом на лошади

1903 г. ГРМ

    Выше были приведены слова самого художника из письма к жене, что князь Юсупов желал иметь портрет скорее лошади, чем свой собственный. Серова действительно больше интересовала, не сколько сама модель, сколько живописные задачи портрета. Психологическую характеристику князя он здесь словно опускает, и компенсирует характер блеском своей живописи. Впрочем, князь и не заслуживает отрицательной характеристики, ни в коем случае. Это человек чести, верный слуга царя и отечества, строгий, аккуратный, подтянутый военный. Взгляните с, каким достоинством восседает он на белоснежном арабском жеребце в парке подмосковного Архангельского! Белый китель, генеральская фуражка, скромно, в петличке, смотрится орденский крест. Правая рука важно упёрта в бедро, а левой князь сдерживает горячего жеребца. Ах, что за конь – как он косит огненным взглядом. Морда животного – в розоватой пене. Нетерпеливо жеребец переступает ногами. Как и на портрете великого князя Павла Александровича, конь смотрит на зрителя.³ Торчащие уши придают коню беспокойное, нетерпеливое выражение, в отличие от спокойного хозяина. Что это он сидит на мне, как гора, тянет уздечку и не пускает вскачь?

    Серов сам говорил, что ему от природы был пожалован «фотографический» глаз и как следствие, «здоровый реализм». Поведение модели подсказывало, диктовало ему своеобразную мизансцену, которой он добивался в течение множества часов и сеансов работы. В данном портрете князя Юсупова, Серов соединяет точность физиогномического сходства спокойного, твёрдого лица хозяина с боевым характером норовистого арабского жеребца, принадлежавшего ранее султану. И знатный всадник, и чистокровный конь, безусловно, вполне достойны друг друга.

    Любовь Серова к нашим братьям меньшим проявляется в большинстве его работ. Много раз он писал собак и лошадей так, как будто это они являются главными героями портретов, а хозяева, скорее фоном для любимцев.

Портрет графа Ф.Ф. Сумарокова-Эльстона,

впоследствии князя Юсупова.

1903 г. ГРМ

     Младший сын Юсуповых шестнадцатилетний Феликс, именовавшийся тогда графом Сумароковым-Эльстоном, явился позировать Серову с любимым бульдогом, умным и преданным своему хозяину. Пёсик не отставал от Феликса, и общительный юноша охотно поведал Серову историю появления в семье бульдога: щенка привезли из Франции, когда, три года назад, Юсуповы посещали Всемирную выставку в Париже. 

    - А что, если вы напишите его вместе со мной, любезнейший Валентин Александрович? Можно? – простодушно попросил Феликс.

   И Серову было достаточно взглянуть в собачьи глаза и загореться желанием именно так и написать юного графа и его верного друга. Или, наоборот, бульдога вместе с хозяином. Серова заинтриговало сопоставление красивого, но холодного, будто сошедшего с греческого мрамора, лица юноши и очень выразительной, живой и умной морды бульдога.

    - Конечно! С радостью напишу вашего любимца! Очень люблю собак! - согласился художник.

    Лёгкость общения, как было и в работе над портретом княгини, и здесь создавали самую благоприятную атмосферу для работы. Серов восхищался прекрасным подмосковным имением, художественными коллекциями Юсуповых и красотой летнего парка, где, начиная с Екатерины II, гостили все русские императоры. Феликс и пёс позировали Серову в вестибюле дворца в Архангельском, на фоне большой гипсовой скульптуры собаки. Вот и ещё одно сопоставление - живого пса и скульптуры, которое особенно подчеркивает ум, живость и преданность графского любимца.

Бульдог. Фрагмент портрета

   

Феликс Юсупов позирует В.А. Серову

    Стройный, красивый Феликс, в чертах которого явно присутствуют восточные черты, доставшиеся ему от татарских предков, позирует в тёмно-серой, с лёгким сиреневым отливом, двубортной куртке, застёгнутой на все пуговицы. С ней удачно гармонирует черный атласный галстук. Этот наряд Серов сам выбрал в гардеробе юного графа, чтобы лучше выделить изнеженную, застывшую красоту этого русского Дориана Грея, по характеру весьма милого и даже доброго, но уже приобщившегося ко многим гадостям и порокам. Дерзкие шалости Феликса уже известны представителям высшего света: влечение к метаморфозам, превращениям в ресторанную певицу. Феликс обладал прекрасным голосом, пластикой и умом, но поскольку родился вторым сыном, то отсюда и комплексы, и желание хоть в чем-то да превзойти старшего брата Николая, наследника княжеского титула и огромнейшего богатства.

    В период написания портрета, Феликсу ещё не известна своя судьба: он потеряет старшего брата и женится на племяннице императора Николая II великой княжне Ирине Александровне Романовой. Кроме этого, у него своя роль в истории России. В 1916 году Феликс Юсупов станет одним, если не сказать, главным, организатором убийства Григория Распутина. Тогда-то газетчики и вспомнят о его юношеском портрете «виртуозной кисти Серова, прекрасном, как портрет Дориана Грея».⁴ Подчеркнуто-красивый образ Феликса, своеобразный «эстетизм» портрета, навевают воспоминания о герое Оскара Уайльда. Любопытную характеристику дал молодому Юсупову французский посол в России Морис Палеолог: «Князь Феликс Юсупов… одарен живым умом и эстетическими наклонностями, но его дилетантизм слишком увлекается нездоровыми фантазиями, литературными образами Порока и Смерти; боюсь, что он в убийстве Распутина видел, прежде всего сценарий, достойный его любимого автора Оскара Уайльда. Во всяком случае, своими инстинктами, лицом, манерами, он походил скорее на героя Дориана Грея, чем на Брута». ⁵ Однако портреты, написанный Валентином Серовым с князя Юсупова и придуманный Оскаром Уайльдом, при сопоставлении, носят зеркальный характер. В романе Уайльда портрет старился, менялся прекрасный облик Дориана Грея, а герой оставался неизменно молодым и красивым. Серов же навеки запечатлел и обессмертил красоту Феликса Юсупова, которому выпал долгий век в эмиграции. Он умер во Франции в 1967 году. А в 1903 году, работая над портретом юноши, Серов очень верно подметил свойственную красавцу самовлюбленность, и то, что свою красоту Феликс носит гордо, словно застывшую на лице маску.

    Серов работал над портретом Феликса Юсупова в Архангельском около двух лет, с перерывами, вызванными отъездом юноши в Петербург на экзамены в частной гимназии Гуревича. Спустя многие десятилетия, уже стариком, Ф.Ф. Юсупов тепло вспоминал об этом светлом времени, охотно признавая, что беседы с художником Валентином Серовым оказали на него «глубокое духовное влияние».

    «Его (В.А. Серова) восхищение перед Архангельским сблизило нас. После позирования, я уводил его в парк. Там, сидя на одной из моих любимых скамеек, мы вели откровенные разговоры, неоднократно беседуя по вопросам, глубоко меня волнующим. Будучи тогда юношей, я очень задумывался над той огромной ответственностью, которую накладывали на меня несметные юсуповские богатства. Я глубоко понимал и чувствовал, что чем больше мне дано, тем и больше от меня требуется. Серов же, человек гуманный и убежденный защитник всех неимущих, своими долгими и дружескими беседами «оформил» все мои сокровенные мысли и чувства. Его передовые взгляды оказали влияние на развитие моего ума. И по мере того, как его художественная кисть заканчивала мой внешний облик на полотне – внутри меня созревал тот человек, каким я остался, и дружба Серова оставила во мне неизгладимое впечатление». ⁶

    Так писал о великом русском художнике Серове русский Дориан Грей и убийца Распутина и, надо надеяться, что он был вполне искренен и правдив в своём рассказе.

    Куда сложнее оказалась работа над портретом старшего сына Юсуповых – наследника княжеского титула Николая. Молодой человек держался высокомерно, замкнуто, позировал неохотно. Стена между ним и художником мешала работе, и продвигалась она медленно. Серов написал наследника титула и несметных богатств Юсуповых на нейтральном фоне, в светло-серой студенческой тужурке. Те же восточные черты, как и у Феликса, но более ярко выражены: черные татарские глаза, густые брови, смуглая кожа. Неизъяснимая загадка, невозможная тайна беспокоила Серова, не оттого ли портрет Николая Юсупова выглядит будто незавершенным.

Портрет князя Н.Ф. Юсупова,

Графа Сумарокова-Эльстона.

    В 1908 году, спустя несколько лет, Серов узнал из газет о гибели молодого графа Николая Феликсовича на дуэли. Произошло это 22 июня в Санкт-Петербурге. Серов подумал тогда в первую очередь о несчастной княгине Зинаиде Николаевне. Какое горе для матери! Какое горе для всей семьи! Припомнил он и беседы с Феликсом, охотно рассказывавшим о большой дружбе с братом. Теперь Феликс – единственный наследник княжеского титула и фантастического богатства! Причина дуэли не была тайной для высшего света Санкт-Петербурга. Внешне холодный, князь Николай Юсупов вдруг страстно влюбился в чужую невесту. Но дело было не в том, что его избранница, Марина Гейден, обручена. Девушка происходила из благородного семейства, но кому это из российских дворян дано было тягаться с Юсуповыми?! Родители возлюбленной князя Николая, конечно же, понимали это и не хотели неравного союза. Они поспешили сыграть свадьбу, и молодая чета отправилась в свадебное путешествие за границу. И вот тогда-то молодой князь Николай Юсупов ступил на заведомо зыбкую почву: он бросился следом за возлюбленной и в Париже принялся ухаживать за чужой женой с большой горячностью, и с удвоенным ещё пылом. Оскорбленный муж, граф Арвид фон Мантейфель, был из числа высших гвардейских офицеров. Вызов на дуэль последовал. Стрелялись князь Юсупов и граф фон Мантейфель в Санкт-Петербурге, в глубокой тайне от всех, в первую очередь, от родителей. Николай выстрелил в воздух, Мантейфель его хладнокровно застрелил. В очередной раз сбылось проклятие Суюмбике.

    Валентин Александрович поспешил на почту и послал телеграмму соболезнования во дворец Юсуповых на Мойке. Не смотря на огромную социальную дистанцию, семья Юсуповых стала близка художнику.  

   Вероятно, Серов в это время не мог не размышлять о дальнейшей судьбе Феликса, в первую очередь беспокоясь о том, прислушается ли теперь молодой князь данным ему советам, пойдёт ли по стопам щедрых меценатов, занимавшихся благотворительностью на пользу России, и о которых много рассказывал ему Валентин Александрович? Феликс тогда слушал очень внимательно, но когда же это было-то, в каком ещё нежном возрасте! В такие юные годы человека легко можно склонить, как на хорошее, доброе, так и на плохое, вплоть до злодейства. Естественно, Феликса ждут искушения, да ещё какие! 
    Серову, однако, об этом узнать суждено не было. Художник ушёл из жизни внезапно, утром 5 декабря 1911 года. Как и отца, Валентина Александровича Серова сразил «тихий убийца» - сердечный приступ.

Примечания

¹           О. В. Серова. Воспоминания о моём отце Валентине Александровиче Серове. – Ленинград, 1986.

²           Валентин Серов в воспоминаниях, дневниках и переписке современников. Сос. И ред. И.С. Зильберштейн и В.А. Самков. Т. 2, Л., 1971 

³           См. сообщение «Модный «злой» портретист»  

⁴           Валентин Серов в воспоминаниях, дневниках и переписке современников. Сос. И ред. И.С. Зильберштейн и В.А. Самков. Т. 2, Л., 1971 

⁵           Князь Феликс Юсупов. Перед изгнанием. Мемуары. М. 1993 

 Валентин Серов в воспоминаниях, дневниках и переписке современников. Сос. И ред. И.С. Зильберштейн и В.А. Самков. Т. 1, 2, Л., 

Артистические портреты

                  

В.А. Серов
Автопортрет

             Начало 90-х годов XIX века. Валентина Серова высоко ценит русская художественная среда, соратники по искусству: Репин и передвижники. Он молод, его интригует сам феномен индивидуальности артиста, человека творческого, знаменитого, избранника Бога и Фортуны.

    В 1890 году Савва Мамонтов заказал Серову портрет знаменитого итальянского певца, часто гастролирующего в Москве и Санкт-Петербурге – Анджело Мазини. Знаменитый певец – артистически вальяжный, немного капризный, что дозволяется любимцу публики, позировал неизвестному художнику с оттенком снисхождения, изображая слегка утомленного короля сцены. Серов тоже включился в игру, изображая подневольного мастера кисти, пишущего превосходившего его «балованнейшего из баловней оперной сцены». Художник вспоминает об этом времени с оттенком далеко не всегда, присущей ему удовлетворенности своей работой: «Портрет идёт – если не вышел – недурно, т.е. похож… Всем нравится, начиная самого Мазини, весьма милого в общежитии кавалера. Предупредителен и любезен на удивление, подымает упавшие кисти вроде Карла V у Тициана». ¹

Портрет А. Мазини
1890 год. ГТГ

    Живописная манера портрета напоминает работы старых мастеров. На память сразу приходят Халс и Веласкес с присущей им обоим артистической небрежностью, широким, точным мазком, шикарным черным цветом и холодным колоритом.

   

    В следующем году Серов пишет портрет другого оперного корифея - Франческо Таманью. Певец изображен с гордо поднятой головой и вдохновенным взглядом, направленным мимо зрителя. Берет на голове – артистический аксессуар и, в то же время, как будто сошедший с полотен мастеров 17 века, и придаёт портрету парадность. Живопись – золотисто-перламутровая, напоминает колорит полотен Рубенса и Ван Дейка.

Портрет Ф. Таманьо
1891 год. ГТГ

    Вокруг портрета Таманью разгорелись споры. Многие восторгались, но раздавались и грубоватые отрицательные отклики: «написано шваброй», «слишком бесформенно». Кое-кого из почитателей Серова смущала эскизная манера письма. Несмотря на это впечатление недосказанности, незаконченности, портрет производил неизгладимое впечатление. «По талантливости кисти, по силе письма и по жизненности г. Серов взял здесь такую высокую ноту, которую не дотянуть и Таманьо ²», - пишет один из критиков того времени. Очень высокая оценка, особенно в сравнении с талантом певца, на чьих спектаклях дамы падали в обморок, а сам певец затягивался в корсет, чтобы убавить природный звук голоса. Серову  же было достаточно одним сочным мазком обозначить экспрессивную артистическую манеру Таманьо. Именно в «незаконченности» портрета Серов выражает право художника – «не договаривать» того, что невозможно выразить средствами живописного портрета. Какой широкий простор для воображения зрителя!

  

    Почти одновременно с портретом Таманьо, Серов пишет своего товарища художника Константина Коровина. Несхожие характерами, они были неразлучными друзьями, за что Савва Мамонтов наградил их шутливым прозвищем «Коров и Серовин». Всеволод Мамонтов вспоминает: «Серов, неизменно аккуратно одетый, тщательно причесанный, был был всегда обаятелен и на вид угрюмо-серьёзен, а Коровин отличался непостоянством, в достаточной степени легкомыслием, малоприятной «художественной» небрежностью в костюме. «Паж времен Медичисов» - прозвал его Серов за вечно торчащую у него между жилетом и брюками белую рубашку. Серов был выдержанного стойкого характера и очень определенного образа мыслей, Коровин же метался, как былинка на ветру: сегодня он на похоронах Баумана… даёт сто рублей в кассу революционеров, а завтра  с излишней почтительностью заигрывает перед директором императорских театров». ³

Портрет К. Коровина
1891 год. ГТГ

    Портрет друга «Костеньки Коровина» Серов стилизует под его собственную, красочную манеру. Яркие пятна цвета сочетаются с серебристой воздушной средой фона. «Артистическая небрежность» и «вихлястый» по словам самого Серова, характер Коровина очень подходит к этой манере письма. Перед нами артист, творческая личность. В его небрежной позе никто не увидит банкира и, даже, не будь здесь изображены аксессуары художника, палитра, открытый ящик с красками и пейзажные этюды на стене, видно, что это отдыхающий человек искусства. Он удобно полулежит на софе, с удовольствием позируя приятелю. Лицо Коровина, в противоположность костюму и окружающей обстановке, поданным широко, даже несколько небрежно, наоборот, написано бережно и тепло. Серов любуется простым русским лицом друга, чьим дарованием колориста он искренне восхищался и утверждал, что Коровину лучше, чем ему, даётся творческая работа. Эта искренняя оценка таланта друга сквозит и в композиции и колорите портрета, выдержанном в мажорных, восторженных, ярких тонах.

    Через два года Серов создает прекрасный психологический портрет великого мастера пейзажа - Исаака Левитана. В отличие от жизнерадостного Коровина, Левитан написан в коричневых тонах и на сумрачном фоне. Он не позирует, он сосредоточенно смотрит перед собой, внутрь себя. Черные глаза наполняют думы. Невеселые эти думы, как и само состояние души, характер много страдавшего художника, чьи полотна переполняет тоска и боль.

Портрет И.И.  Левитана
1893 год. ГТГ

    Обстановка на этот раз не имеет значения для характеристики образа. В глубокой задумчивости, Левитан тихо сидит в плетёном кресле. Полумрак, никаких атрибутов, принадлежащих живописцу. Исаак Ильич – человек замкнутый, сентиментальный, лирик. Глубокие лирические чувства пробуждают в душе зрителя его картины. Свет от невидимого источника падает на лицо и руку художника. Свет играет существенную роль в замысле Серова, он особенно важен для характеристики портретируемого, его душевного состояния.

    В портретах 1880 – 1890-х годов Серов добивался полноты характеристики, передачи сложных душевных состояний человека, многообразия «артистических проявлений». Всё это нашло отражение в разнообразии живописных манер, в которых исполнены портреты.

    Иначе выглядят творческие личности на портретах, созданных Серовым в 1904 – 1905 годах – подлинные герои, словно вознесенные на пьедестал исключительные личности. Гордые романтики, одинокие полубоги, удаленные от прозы жизни. Словно само тревожное время революции 1905 года вдохновило их на подвиги, как героев-одиночек Максима Горького.

    9 января 1905 года Серов стал свидетелем расстрела безоружной демонстрации в Петербурге. Из окна Академии художеств он наблюдал, как толпа с иконами и хоругвями направлялась к Зимнему дворцу. Он видел залп по безоружным демонстрантам, после которого упали убитые и раненые. Приказ о расстреле был отдан дядей царя, великим князем Владимиром Александровичем, командующим войсками Петербургского округа и… президентом Академии художеств. Валентин Александрович Серов резко отреагировал на злодеяние представителей власти и в знак протеста демонстративно вышел из Академии.

    С первых дней революции Серов принял участие в издании политического журнала «Жупел», создав для него рисунок разгона демонстрации царскими войсками «Солдатушки, бравы ребятушки!...». Рисунок он подарил Горькому, и вскорости написал портрет самого пролетарского писателя, отмеченный новыми чертами. Эти черты – движение и монументализм.  Горький был для Серова одним из тех, кто творил революциюи поднимал за собой народ. Внешний образ писателя был проще и отличался от жрецов искусства, которых Серов написал ранее, движения решительнее. Внешний вид мастерового сочетался с интеллектуальностью и высокой культурой.

Портрет М. Горького
1905 год. ГТГ

    Писатель сидит на скамье, закинув ногу на ногу. Его лицо обращено к невидимому собеседнику. Широкий жест выражает искренность прямодушного человека и горячую убежденность проводника идей, привыкшего к постоянному общению. Сильный разворот фигуры, простота и уверенность жестов – рука прижата к груди, плечи развёрнуты в резком ракурсе. Патетическая приподнятость. Порыв. И в то же время сложные движения соединяются в гармоническое целое. Пластическая выразительность портрета основана на контрасте тёмного силуэта фигуры со светлым, пронизанным световыми бликами, фоном. Контраст цвета придает сильной фигуре писателя особую остроту и четкость.

    К портрету Горького близок портрет другого гения, но сцены, Фёдора Шаляпина.

Портрет Ф.И. Шаляпина
1905 год. ГТГ

    Собственно, это рисунок углем на холсте. Певец стоит во весь рост, расставив ноги и резко повернув торс. Его голова гордо приподнята, левая рука прижата к лацкану сюртука, правая небрежно опущена в карман брюк. Фигура артиста, огромная, грузноватая, но все движения исполнены своеобразной грации и покоряющей непринужденности. А как Серову удалось показать лицо, исполненное радостной муки творчества, какая доступна только большим художникам. Творческая сущность артиста раскрыта во всей широте и мощи.

    Серова, Коровина и Шаляпина связывали давние дружеские отношения, но здесь он изображает друга, в первую очередь, как великого артиста, с «актёрской выправкой». Правда, не обошлось без некоторого аффектированного позирования. «…шаляпинский портрет дорог… тем, что из-под надменности, которая за последние годы, вероятно, невольно, становится наиболее преобладающей чертой внешности знаменитого артиста, Серов вынес на свет божий нечто другое, более глубокое, привлекающее, то, что дало возможность Шаляпину сделаться великим художником: душу, большую душу большого артиста». ⁴ Именно поэтому Серов обратился к рисунку. Рисунок, в первую очередь, наилучшее средство передачи интимности, задушевности, передачи трепета «душевной жизни».

    А в жизни певец был нервным и обидчивым, часто жаловался на то, что поклонники не дают ему шагу ступить «просто», без особенного поведения или жеста «знаменитости. Шаляпину выпала стезя славы,  ступив на которую, он и в жизни вынужден был носить маску гениального артиста. Это и демонстрирует Серов в данном портрете, но современники находили в нем ещё и «меланхолический оттенок» и видели в глазах Шаляпина»необыкновенно облагораживающее страдание» человека, уставшего от бесконечной игры.

    Одной из лучших работ Серова по праву считается портрет знаменитой русской трагической актрисы «музы трагедии», как называли её восторженные поклонники - Марии Николаевны Ермоловой (1853 – 1928). Она играла в труппе Императорского Малого театра в Москве. Для современников творчество Ермоловой было большим общественным явлением. Личность актрисы воспринималась как идеал духовной красоты. Она и в жизни была честным и благородным человеком. Парадный портрет Ермоловой был заказан Серову в связи с празднованием 35-летия её артистической карьеры. Актриса согласилась позировать, но на портрет свой взирала как на общественный долг и отнеслась к позированию, - вспоминала актриса Т.А. Щепкина-Куперник, - как к работе, добросовестно. В долгие часы сеансов – всего было дано 32 - она позировала безмолвно и серьёзно. Знаменитый артист А.А. Остужев, рассказывая в своих воспоминаниях о Ермоловой, отмечал её замкнутость, молчаливость и скромность. Кто не видел Ермолову на сцене, мог не поверить в её талант «потрясать души». По окончании работы над портретом, Марию Николаевну смутила его торжественность и патетика. Она хотела большей простоты, но Серов как будто предвидел, что и спустя десятилетия Ермолову будут воспринимать как гениальную трагическую актрису. Так и родился подобный памятнику, образ, как будто бы приподнятый над планетой и всеми нами.

Портрет М.Н. Ермоловой
1905 год. ГТГ

    Серов писал актрису в её московской квартире, но бытовые детали не занимают воображение художника. Он показывает Ермолову в отдалении от всего: быта и зрителя. Она представлена в полный рост – традиционная для тех лет композиция парадного официального портрета. На портрете этой  великой женщины - ни одного намека на роскошь. Прямая, стройная, неподвижная фигура в длинном черном платье, растекающемся по навощенному паркету – напоминанием о лепестках черного тюльпана. Трагически сцепленные руки, строгое лицо со скорбно сжатым ртом. Огромная духовная энергия, страстная натура, трагический темперамент трибуна – ничего не скрыто. И это молчание все 32 сеанса - в портрете навсегда сохранилась торжественная тишина, которая сопутствовала вдохновенной работе! Перед зрителем, по словам И. Грабаря, стоит «сама Драма… даже Трагедия». Во времена классицизма трагедия считалась высшим жанром. В начале бурного, трагического 20 века, Ермоловой удалось сохранить честь и достоинство, как и Серову. И актриса, и художник были совестью своей страны и эпохи.

    Как же Серову удалость создать такой возвышенный образ средствами живописи, как он видел натуру? Просто. Актриса стояла посреди зала, а он сидел перед ней на низенькой скамейке. И смотрел на Ермолову снизу вверх. От этого облик актрисы становился ещё более величавым  - в её собственной внешней простоте и «не нарядности», «не праздничности». Что это, новаторство? Да, «неправильный» парадный портрет написан Серовым в новом стиле – модерн. Художник использует новый язык искусства. Вместо объёма господствует пятно и плоскость. Возникает совершенно новый силуэт – острый, изогнутый, иногда плавный. Размах серовского таланта в портрете Ермоловой очень широк, стиль отточен, мастерство безупречно. Портрет, созданный им – безусловно, памятник легенде русского театра.

    Артист проживает жизнь в стихии постоянного преображения, будь то писатель, художник или актёр. Главная задача портретиста – решить проблему соотношения сущности и явления, души и маски. Серов справился с ней блестяще. Революционный взрыв ещё упрочил его убеждения и закономерно привёл к созданию таких шедевров, как «М. Горький», «М.Н. Ермолова», «Ф.И. Шаляпин», впервые в русской портретной живописи, преисполненных героического пафоса.

   

Примечания

¹         Грабарь И. «Валентин Александрович Серов. Жизнь и творчество. М. 1914

²         Валентин Серов в воспоминаниях, дневниках и переписке современников. Сос. И ред. И.С. Зильберштейн и В.А. Самков. Т. 1, с. Л., 1971

³         Валентин Серов в воспоминаниях, т. 1.

⁴         Валентин Серов в воспоминаниях, т. 2